В пятницу, 16 ноября, в 22.05, зрителей канала «ТВ Центр» ожидает встреча с восхитительной Лаймой Вайкуле, которая стала гостьей Киры Прошутинской – ведущей программы «Жена». Предлагаем вашему вниманию отрывки из этой беседы.
– Вам важно поддерживать все время интерес к себе? Не страшно оказаться проще и понятней, чем та легенда или та история, или та недосказанность, которой вы себя окружили?
– Я есть то, что я есть. Если я чего-то не говорю – потому что не хочу, мне это не нравится. Я не играю, это я… Мне плевать на то, кому вообще что нравится во мне или не нравится. Запах чем хорош: не нравится – отойди. Поэтому мне все равно, кроме людей, которых я уважаю. Например, мнение Раймонда Паулса мне важно, я буду стараться ему нравиться, или хотя бы буду стараться не раздражать его.
– Кто вам Андрей Латковский? Вы всегда говорите, что вы незамужем…
– Андрей Латковский – это мой соратник, если я по-русски правильно говорю.
– Если вы поставили это в начало его определения, для меня это странно…
– Это очень важный для меня человек хотя бы потому, что это, может быть, единственный человек, который меня точно хорошо знает, который меня помнит всякую – хорошую, очень хорошую, очень сильную, совсем слабую. Я бы не хотела терять Андрея.
– А почему вы начали говорить, что вы не хотели бы потерять? Разве есть такая вероятность?
– Нет, такой вероятности нет, конечно, хотя никогда не говори никогда.
– Время – это ваш друг или ваш враг? Насколько вы позволяете ему властвовать над собой?
– Если я правильно понимаю, то время, которое я на земле прожила, это, конечно, мой друг, потому что если его было бы меньше, то я много в чем не состоялась бы, но мне его мало. Мне мало времени, мне мало дня, я не успеваю.
– Вы когда-нибудь провоцировали любовь родителей к себе? Вам важно, чтобы кто вас больше любил – мама или папа?
– Мама. Было важно, потому что мама была строгая. Но я добивалась этой любви криком, валянием на полу. Например, сестра меня шлепнет по попе, и я знаю, что через какое-то время мама должна прийти, значит, я буду шлепать по попе так долго, чтобы пальцы остались. Вот мама придет, и я скажу: «Вот что мне сделала моя сестра, вот». И сестра получит сразу, ее накажут, поругают.
– Сейчас у вас как с ней отношения?
– Отличные.
– Вы ведь часто пели дома. Что вам важнее было – поощрение, какая-то слава или деньги за это?
– Я не любила петь.
– Не любили?
– Нет. Я не любила петь, я любила сочинять. Постоянно была в мире фантазий каких-то. У меня даже кукол-то нормальных не было, я их не любила. А играла с кактусом, с цветком, с букашкой, фантазировала. Вот это мне было гораздо интересней.
– Что значит сочинять?
– Например, я могла взять книжку, какой-нибудь рассказ, и оставить весь класс после уроков и ставить спектакль, ничего в этом не понимая абсолютно. «Ты будешь делать это, ты будешь говорить то, ты будешь то…» Потом мне надоедала эта вся глупость, я могла на следующий день уже сказать: «Всё, спектакль отменяется».
– Вам предлагали учиться в музыкальной школе?
– Да, мне предлагали с первого класса. Все преподаватели с детского сада считали, что я страшно талантливая.
– Лайма, а если бы вас попросили дать интервью или рассказать об Андрее?
– Только хорошее.
– Но вы бы это сделали? Вы бы не отказались от интервью?
– Да. Если бы Андрей стал сейчас президентом Латвии, я бы не открыла рот. Я бы никогда о нем ничего не говорила. Я бы вообще не давала интервью. Потому что это уже его жизнь.
– Вы не замужем. Но я хочу, чтобы вы сказали о партнере. «Я для него…» – продолжите, пожалуйста.
– Я для него? Атомная война.
– «Он для меня…» – то есть для вас.
– Он для меня тыл, поддержка, человек, которого бы я никогда не хотела терять.
– «Я никогда не позволю ему…»
– Я никогда не позволю ему? Да я ему ничего не позволю. Я ему никогда не позволю… Я никогда не позволю ему, да и никому, обижать мою семью, мою маму. Но это и не нужно.
– Кто вы?
– Я – артистка, я люблю сцену, я замужем за сценой. Я люблю свою профессию больше всего на свете. Я часто себя спрашиваю: для чего я живу на свете? Не для того, чтобы портки стирать мужу и готовить ему котлеты.
– Еще одна трудная тема. Она связана со здоровьем. Прошло 20 лет с тех пор, как вам поставили диагноз – онкология. В какой момент вам стало страшно?
– В тот момент, когда сказали.
– А почему вы говорили, что эта болезнь породила в вас ненависть ко всем, даже к самым близким людям?
– А я говорила о том, что это был момент. Это где-то неделя.
– Вас раздражало все и все вокруг?
– Да, кроме Андрея.
– Что он делал такого в этот момент? Поверьте, это не праздный вопрос.
– Он не разговаривал о том, как он мне сочувствует. Просто был со мной вместе каждую минуту. Он плакал тогда же, когда плакала я. И его утешение было только одно: не бойся. Если что, мы просто разгонимся и влетим в стенку. Вот это было то, что мне тогда было больше всего нужно.
– После операции вы сразу его увидели?
– Мне было важно увидеть его глаза и в них прочитать: все хорошо или плохо, какой у меня приговор. Вот это мне было важно. И единственный, кого я искала, это он. И я увидела и, конечно, ничего не поняла, потому что он сказал, что все хорошо.