Олег БОГАЕВ: «Деревенский дом – лучшее пространство для живого человека»

Понять его сложно. Зацепить и попытаться вытащить «наружу» – еще сложнее. Он, словно улитка, прячется в раковину и не видит смысла выходить из нее. Комфортнее там, где безлюдно. Дышится легче и свободнее на бескрайних просторах, а не в каменных стенах под бесконечный шум машин…

– Ничего, что я в таком виде? – интересуется в первые минуты беседы Олег (на нем не самого парадного вида джинсы и футболка). – Я просто с дачи вернулся, не успел переодеться.

 О выборе

– Живете за городом?

– Надеюсь, что буду там жить. Только лет через 20, наверное, на пенсии. Сейчас еще только строю дом… В городе тяжело жить. Мегаполис давит. Помню, когда был семилетним мальчишкой, мог в воскресенье шагать по проспекту Ленина, не встретив при этом ни одной машины. А сейчас городское пространство сильно изменилось – нагромоздилось многое, что больше засоряет город, чем украшает его. Человек ведь достаточно сильно зависит от того пространства, в котором живет. Если оно меняется, меняется и наша внутренняя жизнь. Чем динамичнее жизнь в мегаполисе, тем быстрее мы вынуждены жить. Может быть, арт-дизайнера или менеджера нефтяной компании такой темп устраивает, но мне, как человеку, занимающемуся неспешным делом – литературой, в таком ритме жить сложно. Предпочитаю рассматривать город как средство коммуникации, не более. При том, что в детстве никогда не любил деревню, и это была огромная мука, когда родителя меня брали с собой. Что там делать?! Но стал старше и понял, что деревенский дом – лучшее пространство для живого человека.

 – В пыльном городе в детстве было веселее?

– Когда я учился в школе, у нас был очень дружный класс, мы вместе играли в футбол, проводили вечера, различные праздники, и, конечно, мне не хотелось перемещаться в другую, скучную деревенскую, реальность. В городе было намного интереснее.

Правда, потом, уже несколько лет спустя после окончания школы, наш класс разделился на три части: одни стали медработниками, другие милиционерами, а третьи сели в тюрьму. А я каким-то странным образом стал драматургом.

 – Хотите сказать, что росли самым обычным ребенком, который вырос и совершенно случайно написал несколько пьес, что сейчас ставят лучшие театры страны?

– Да я о театре никогда не мечтал. Попал туда первый раз в пять лет. Двоюродная бабушка тетя Кока была билетером в Музкомедии и иногда пускала на спектакли. Ну, театр и театр. Мне больше нравилось кино. А вообще моими любимым занятиями были рисование и игра в футбол. Мог часами рисовать-рисовать-рисовать. Помню, в журнале «Наука и жизнь» на последней странице перепечатывали комиксы из французского журнала, я их насмотрелся и стал рисовать свои. Потом приносил в школу, показывал друзьям, всем нравилось.

 – Почему же вы тогда стали драматургом, а не художником?

– Почувствовал, что лучше свои чувства и эмоции могу передать в литературе, нежели в рисунках.

 – Какой-то еще, кроме творческой, профессии не возникало желания обучиться?

– После 8-го класса я оставил школу и пошел учиться в техникум транспортного строительства. Хотел выучиться, устроиться на работу в строительную контору (в СССР в то время можно было хорошо заработать в этой сфере), купить квартиру и отделиться от родителей. Но когда заканчивал обучение – развалился Советский Союз, и ни на какую квартиру я не заработал. Больше попыток шагнуть за пределы творческой сферы не предпринимал.

 – Что вас подтолкнуло к тому, чтобы в столь раннем возрасте разъехаться с родителями?

– У моей мамы появилась вторая семья. Центр ее внимания переместился на новых близких – любимого мужчину, второго ребенка ( у меня родился брат Саша). А до этого момента я рос в каком-то смысле маменькиным сынком. У нас была очень тесная связь, наверное, даже чересчур… И слава богу, что у мамы появилась вторая семья. В противном случае был бы я сейчас великовозрастным сынулей под властью любящей матери. Таких примеров масса и в жизни, и в литературе. Поэтому, как бы сложно нам в тот период ни было, я рад, что сложилось именно так. Иначе я не смог бы вырасти самостоятельной, полноценной личностью.

 – Это вы сейчас поняли, а тогда, подростком, как справились с этой ситуацией?

– Я ее просто пережил. Трагическое и смешное всегда рядом, но развивает человека, делает его глубже, интереснее только личная драма: первая любовь, смерть близкого, разочарования в дружбе и прочее, то есть все то, что мы называем негативным опытом. Это позволяет серьезно задуматься о жизни. А задумавшись, важно освободиться от этого и воплотить свои мысли во что-то, например, созданное на холсте или бумаге.

О неизбежном

– Вы верите в судьбу?

– Я верю в присутствие Высшего драматурга, который придумал каждому из нас свою неповторимую жизненную историю. Мы думаем, что все произойдет так, как мы просчитываем. И вдруг – хлоп, неожиданный поворот сюжета, и вся жизнь меняется.

 – В вашей жизни было много подобных поворотов сюжета?

– Слава богу, немного. Но было. Когда я в ранней молодости жил в коммунальной квартире, ел китайскую лапшу, работал обычным рабочим в театре и был уверен, что никогда не вылезу из этой нищей жизни, вдруг судьба совершает свой драматургический ход – я пишу пьесу «Русская народная почта», которая делает меня известным в театральном мире. Получаю премию, мою пьесу ставят в Москве, знакомлюсь с «космическими» людьми – Ульяновым, Волчек, Ефремовым, Табаковым, Гинкасом, Казаковым…

 – Что вы испытали при этом?

– Триумф. Я – гений! А мне всего 26 лет. Наглец. Какая-то самокритичность еще оставалась, но самомнение было чудовищным. Теперь вспоминать стыдно. Занозу в мой эгоизм тогда вставлял мой учитель – Николай Коляда. «Все пройдет, все закончится, это все не важно, Олег, надо писать», – говорил он мне. А я тогда этого не понимал, наслаждался своей «исключительностью». Спустя время понял, что наша жизнь – это всего лишь узкая щель света между рождением и смертью, и заботиться надо не о своем тщеславии, а о своей душе.

Правда, сегодня, когда читаю лекции студентам в театральном институте, я все же их не разубеждаю в том, что осознание собственной талантливости нужно обуздывать. Пускай ребята наслаждаются своей гениальностью, это нормальный, нужный период. Придет время, и они все поймут.

 – Вы сказали: что понимание того, что самое важное в жизни – это семья, пришло к вам после 30 лет. С чем это связано?

– Очень долгое время я не мог найти человека, который мне близок. Жизнь казалось скучной и не особо интересной. Трансформация произошла, когда познакомился со Златой (Злата Дёмина – драматург, ученица Николая Коляды, лауреат премии «Дебют» за пьесу «Бог любит…»). Это был настолько мой человек, что все мои страхи по поводу штампа в паспорте и потери свободы отошли далеко на второй план. Вместе с обретением своей семьи начал понимать, что близкие, родные люди – это то, что держит и поддерживает человека в жизни, это такая же часть нас, как рука или нога – часть нашего тела. И если кто-то из близких болеет, ты сам начинаешь болеть вместе с ним.

 – Сложно в творческой семье?

– Кончено, но ведь не бывает простого счастья. Сложность наших отношений в том, что нам обоим нужно писать. А когда? Реальность постоянно напоминает о себе. Напряженная работа в журнале «Урал», житейский быт, воспитание ребенка. Вот, например, зарисовка из моей жизни: сейчас, после разговора с вами, я повезу Андрюшу (8-летнего сына) на теннис, завтра – на занятия по английскому языку. Времени на творчество практически нет. Но с другой стороны, если творческий человек берет себе в жены повариху, которая несет на себе весь груз бытовой жизни, включая квитанции, водопровод, шпингалеты, стирку, – это тоже ведь не вариант. Ну да, пыль везде убрана, телячья нога в кастрюле, вкусный ужин, а говорить не о чем. Не нужно никогда создавать семью, если нет взаимной любви, это ошибка! Нужно ждать любовь… И верить.